ПОЭЗИЯ "ПЯТИ МОНАСТЫРЕЙ"
Предисловие, перевод, комментарии
А. М. Кабанова
ПРЕДИСЛОВИЕ
Формально родоначальником японской литературы "пяти монастырей", создававшейся в течение нескольких веков дзэнскими монахами на камбуне (японском варианте китайского языка), считается китайский монах И-шань И-нин (1247—1318), который прибыл в Японию в 1299 г. и оставался там до самой смерти. И-шань привез с собой из Китая много книг, в том числе и сочинений нерелигиозного содержания, а потом всячески поощрял литературные увлечения своих японских учеников. Он не только встретил теплый прием у регента Ходзё Садатоки и в сёгунских кругах, но и стал первым дзэнским монахом, пользовавшимся симпатиями консервативно настроенных придворных аристократов — кугэ. Его литературный талант признавали даже те, кто относились к дзэн без особой симпатии. Например, придворный Рокудзё Арифуса, не скрывавший своих антипатий к дзэн, в трактате о поэзии "Носюкё" выразил искреннее восхищение ученостью и добродетелью И-шаня, а после его кончины даже сложил эпитафию. И все-таки, как справедливо отмечает Тамамура Такэдзи, крупнейший японский специалист по годзан бунгаку: "Иссан считается родоначальником годзан бунгаку исключительно по традиции, поскольку трудно обнаружить разницу между его поэтическими сочинениями и произведениями таких его предшественников, как Мугаку Согэн или Дайкю Сэйнэн" (19, с. 36).
Впрочем, к тому времени история дзэн в Японии насчитывала уже целое столетие, что несомненно нашло отражение и в литературе. В сборниках речений (гороку) таких прибывших их Китая монахов, как Лан-цзи Дао-лунь (Ранкэй Дорю, 1213—1278), У-ань Пу-нин (Готтан Фунэй, 1197—1276), Гуй-ань Цзу-юань (Киан Соэн, 1261—1313), У-сюэ Цзу-юань (Мугаку Согэн, 1226— 1286) и вернувшихся после обучения в Китае Энни Бэнъэна (1202— 1280) и Мудзо Дзёсё (1233—1306) стихотворные славословия и буддийские гатхи выделены в отдельный раздел. В этих облаченных в религиозную форму стихотворениях использовались такие чисто литературные приемы, как метафоры, гиперболы, соблюдались правила традиционного китайского стихосложения. И по форме и по композиции ранние японские гороку в точности повторяли танские и сунские юйлу, но вскоре в них начала "отчетливо проявляться тенденция к достижению максимальной изысканности и появлению хорошего литературного вкуса" (29, с. 8). В конце периода Камакура (начало XIV в.) в рамках дзэн в Японии сформировалось направление, которое в позднейшей литературе получило название "сунского стиля" (хотя по времени это соответствует более поздней династии Юань). Ее представители придерживались традиции южносунской школы Да-хуй, которая стремилась привнести в чань элементы нерелигиозной литературы. Крупнейшими представителями этой школы были Кокан Сирэн и Сэссон Юбай. Хотя Кокан был скорей ученым, чем поэтом, он оказал занчительное влияние на многих последующих представителей годзан бунгаку, в частности на Тюгана Энгэцу, который был его преданным учеником до и после своего длительного пребывания в Китае. Традиция, заложенная Коканом, в сфере поэзии сохранялась прежде всего среди монахов Тофукудзи, таких как Рюсэн Рёдзуй (ум. в 1365 г.), Сёкай Рэйкэн (1314—1396), Муган Соо (ум. в 1373 г.) и Дайто Итии (1292—1370).
В первые три десятилетия XIV в. число монахов, отправлявшихся в Китай изучать дзэн, значительно возросло. Они подолгу жили в храмах разных школ и направлений и получали там не только религиозное обучение, но и приобщались к китайской литературе. Эти поездки привели к установлению личных и литературных контактов с китайскими собратьями по вере и к возникновению своеобразного "духовного братства". В конце эпохи Камакура дзэн все чаще начал вторгаться в литературные сферы, в результате чего многие монахи начали прибегать к поэзии для выражения не только религиозных, но и личных чувств. До этого дзэнская поэзия в Японии была представлена почти исключительно гатхами на традиционные буддийские сюжеты. С этого времени в ней начинают появляться новые темы, непосредственно не связанные с традиционнымми религиозными штампами. Начали составляться поэтические сборники (гэсю), которые уже не являлись просто составной частью гороку и включали в основном произведения нерелигиозного содержания. Литературный уровень и мастерство дзэнских поэтов значительно возросли, в их поэзии усилились элементы лирики.
Прибывшие из Китая чаньские монахи, такие как Мин-цзи Чу-цзюнь (Минки Сосюн, 1261—1336), Цин-чжо Чжэн-чэн (Сёсэцу Сётё, 1274—1339) и Чжу-сянь Фань-сянь (Дзикусэн Босэцу, 1291—1348) принесли с осбой новый "юаньский стиль", и в творчестве японских дзэнских поэтов зазвучала новая струна. Они основали своеобразное литературное сообщество, влияние которого распространялось почти на все монастыри Киото и Камакура. В поэтической сфере они придерживались классической системы китайского стихосложения и рифм, но, стремясь к ясности и точности передачи смысла, они избегали приукрашиваний, непонятных образов, туманных выражений. Три вышеупомянутых поэта почти никогда не выходили за рамки традиционной буддийской тематики. Им удалось достичь определенного совершенства в сочинении гатх, и некоторые из их стихотворений обладают бесспорными литературными достоинствами, хотя чаще всего они изобилуют стандартными буддийскими образами и с литературной точки зрения представляются весьма посредственными. Особо следует выделить стихотворения, обращенные к дзэнским монахам, с которыми они поддерживали дружеские отношения.
Наиболее яркое отражение "юаньский стиль" получил в творчестве таких дзэнских поэтов, как Бэцугэн Энси (1294—1364), Тэссю Токусай (1284—1346?), Фумон Каймон (1302—1368), Дзякусицу Гэнко 1290—1367), Сэкисицу Дзэнкю (1294—1389), Тюган Энгэцу (1300—1375), Гутю Сюкю (1325—1388), Дзёрин Рёса, Кокэн Мёкай и др. Число известных поэтов, принадлежавших к этой школе, превышает шестьдесят человек. Хотя после кончины ее китайских родоначальников, направление "юаньского стиля" несколько ослабло, оно еще долго оставалось основным направлением в рамках годзан бунгаку (14, с. 229).
Прекрасное знакомство с китайской литературой и многолетний опыт пребывания в Китае наиболее полное отражение получили в творчестве Тюгана Энгэцу, Рюдзана Токкэна и Сэссона Юбая. Все они оказали сильное влияние на поэтов последующего поколения и пользовались заслуженным признанием современников.
Хронологически первый этап истории годзан бунгаку завершился примерно к середине XIV в., что совпало с крушением камакурского сёгуната. К тому времени в дзэнской поэзии были испробованы и продемонстрированы литературные возможности почти всех форм китайской поэзии. В поэзии годзан бунгаку нашли отражение различные литературные стили и тенденции, хотя преобладающим было сочинение буддийских гатх. Однако постепенно дзэнская поэзия начала все более утрачивать чисто религиозную оболочку, что привело к возрастанию литературного уровня.
Хотя некоторые дзэнские поэты ограничивались чисто буддийской тематикой: воспевали будд и патриархов, опыт монастырской жизни, многие испытали сильное влияние китайской небуддийской поэзии (прежде всего таких поэтов, как Ли Бо (701—762), Ду Му (803—852), Бо Цзюй-и (772—846), Су Ши (1036—1101)). Приверженцы последнего направления стремились к выражению личных эмоций и переживаний, что придавало их произведениям большую страстность и индивидуальность. Преобладающей темой их творчества было философское осмысление противостояния человека и мира природы, осознание нерасторжимого единства с ним, достигаемого через личный религиозный опыт. Поэты третьего направления стремились обогатить буддийский опыт и знания, приобретенные в результате чтения буддийских сочинений, образами, заимствованными из светской литературы.
Первая тенденция наиболее отчетливо прослеживается у Дзикусэна Бонсэна и Дзякусицу Гэнко, вторая — в творчестве Сэссона Юбая и Тюгана Энгэцу, а наиболее ярким представителем третьего был Кокан Сирэн.
Уже на раннем этапе отчетливо наметились те пути, по которым пошло дальнейшее развитие годзан бунгаку. Характерной особенностью раннего периода было то, что становление этой литературы происходило одновременно с распространением и утверждением в Японии школы дзэн. "Сунский" и "юаньский" стили были с легкостью восприняты в стране, где уже существовала давняя традиция писать стихи на камбуне. Однако, если ранее это было в основном достоянием придворных аристократов, и в них находили отражение их вкусы и интересы, литературная деятельность поэтов годзан бунгаку была неразрывно связана с жизнью и бытом дзэнских монастырей, обильно насыщена дзэнскими образами и идеями. При этом она оставалась только одним из ручейков камакурской литературы, который почти не повлиял на японоязычную литературу того времени.
Последующий период, охватывающий вторую половину XIV и первые три десятилетия XV веков, по праву считается "золотым веком" годзан бунгаку. Историки японской культуры нередко называют период с 1392 по 1408 г. "эпохой Китаяма" — по названию особняка сёгуна Асикага Ёсимицу в окрестностях Киото, называвшегося Китаяма Рокуондзи. Культурный всплеск в эпоху Китаяма во многом определяется личным покровительством Ёсимицу дзэнским монастырям, в стенах которых и процветали культура и искусство. Оценивая культуру этого периода, Х. П. Вэрли отмечает ее социальное разнообразие. Он пишет: "Появлению разных новых тенденций в искусстве и науке эпохи Китаяма способствовали прежде всего две группы населения: во-первых, придворные низкого ранга и выходцы из низших слоев общества, которые благодаря своему исключительному таланту приобрели профессиональный или квазипрофессиональный статус поэтов, актеров, драматургов или ценителей искусств; а во-вторых, священники, прежде всего последователи дзэн-буддизма направления Риндзай, проживавшие в монастырях на северных и восточных окраинах Киото. Что же касается их культурных интересов, то первая категория основное внимание уделяла развитию новых японских видов искусства, возникших в начале периода Муромати, к числу которых относились не только рэнга, но и кёгэн, в то время как буддийские монахи, в задачу которых входило привносить из Китая свежие волны искусства и учености, предавались прежде всего таким "чужеземным" занятиям, как поэзия на китайском языке, сунское неоконфуцианство и монохромная живопись. Изучение культуры Китаяма логически сводится у анализу этих двух групп, их деятельности и того покровительства, которым они пользовались" (38, c. 184).
Во второй половине XIV в. произошло окончательное оформление разветвленной системы дзэнских монастырей (годзан), находившихся под непосредственным контролем правительства. Сближение дзэнских монахов с окружением сёгуна, придворной аристократией и провинциальным самурайством еще в большей степени способствовало усилению в монастырях годзан секуляристских тенденций. На смену аскетическим практикам и изнурительному занятию сидячей медитацией (дзадзэн) пришли частые поэтические вечеринки с участием знатных мирян, которые нередко сопровождались пирушками. Система годзан превратилась в одно из колесиков громоздкого бюрократического механизма, а монахи стали выполнять почти чиновничьи функции, поэтому именно на них чаще всего возлагалась обязанность выполнения ответственных политических и дипломатических поручений.
Под влиянием перемен, происходивших в монастырской жизни, поэзия годзан бунгаку также начала приобретать новые черты. Прежде всего это было связано с новым "минским стилем", которого в Китае придерживались представители направления Да-хуй. Для этого стиля было характерно использование "параллельной прозы" — сирокубун (букв. "тексты четыре-шесть"). Предельно формализованные и нарочито усложненные фразы, составленные из параллельно расположенных групп по четыре или шесть иероглифов, использовались практически для всех проповедей, официальных обращений, мемориальных надписей, и даже писем. Распространение минского стиля способствовало росту популярности поэзии на камбуне в среде придворных аристократов, до того ориентировавшихся почти исключительно на национальную литературную традицию. Одновременно происходило и ослабление религиозной направленности поэзии годзан бунгаку. Продолжали составляться сборники гороку, в которые почти непременно включались и специальные поэтические разделы, но резко возросло и количество поэтических сборников, авторы которых преследовали чисто литературные цели.
Параллельное существование в дзэнской поэзии трех стилей: "сунского", "юаньского" и "минского" продолжалось до тех пор, пока Гидо Сюсин (1325— 1388) и Дзэккай Тюсин (1336—1408) не объединили в своем творчестве лучшее из всех трех направлений. Они оба были уроженцами провинции Тоса, оба были учениками прославленного Мусо Сосэки и оба занимали высокие монастырские должности. Их называли "двумя драгоценными камнями литературы пяти монастырей".
Из дзэнских поэтов последующего периода, испытавших сильное влияние Гидо и Дзэккая, особого внимания заслуживают: Исё Токуган (1360—1437), автор поэтического сборника "Токай кэйка сю" и популяризатор в дзэнской среде поэзии Су Ши; Косэй Рюха (1384—1446), автор поэтических сборников "Дзокусуйсю" и "Канъансю"; Гакуин Экацу (1357—1426), автор сборника "Нанъюко"; Итю Цудзё (1349—1437), автор сборника "Унгаку энгин"; Тайхаку Сингэн (ум. в 1415 г.), автор сборника "Габи асюсю"; Синдэн Сэйхан (1375—1447), Тюхо Энъи (1354—1411), Сэйин Сюндзё (1364—1422), Гиё Хосю (1342—1424) и др. Благодаря их усилиям "пять монастырей", являвшие собой средоточие образованных и литературно одаренных монахов, превратились в своеобразные культурные центры, хранилища рукописей и центры ксилографирования, а дзэнские монахи заняли роль интеллектуальной элиты того времени.
В период Китаяма в поэзии годзан бунгаку преобладало сочинение семисложных четверостиший — дзэкку (кит. цзюэцзюй), число же прочих поэтических форм резко сократилось, а некоторые монахи-поэты вообще перестали писать стихи (12, с. 33). Популярность и даже обязательность использования в среде годзан параллельной прозы сирокубун требовало постоянного совершенствования литературного мастерства, поэтому монахам все чаще приходилось обращаться к светской литературе в поисках ярких образов и аллюзий.
Все более активно стали изучаться и конфуцианские сочинения. Большой популярностью в дзэнской среде начала пользоваться теория "единства трех учений" (буддизма, даосизма и конфуцианства, а впоследствии — буддизма, конфуцианства и синтоизма). Этому способствовало наличие уже у первых пропагандистов дзэн в Японии синкретических тенденций. Симпатию к теории "единства трех учений" можно обнаружить практически у всех крупных представителей годзан бунгаку периода Китаяма (подробнее см.: 26, с. 518—28; 37, c. 205—226).
Увлечение поэзией распространилось и на монастыри ринка — те храмы школы Риндзай-дзэн, которые не входили в систему годзан — и даже на некоторых монахов Сото-дзэн, где до того литературная деятельность намеренно игнорировалась, а предпочтение отдавалось чисто религиозной практике.
В период Китаяма школа дзэн окончательно оформилась как независимое направление и смогла отмежеваться от своего китайского прародителя — чань. Появились яркие и оригинальные дзэнские поэты, которые в своем творчестве уже не ограничивались механическим воспроизведением китайских штампов. Вызревшая в стенах монастырей годзан культура стала широко проникать во все слои японского общества и содействовать формированию единой национальной культуры.
Однако после междоусобных войн годов Онин (1467—1477), которые нанесли стране огромный ущерб и подорвали экономическую основу режима Асикага, уже ранее намечавшийся упадок годзан бунгаку еще более усилился. За годы междоусобиц многие крупные монастыри годзан в Киото были сожжены и разорены и уже никогда не смогли окончательно оправиться от причиненного им ущерба.
Годзан бунгаку начала утрачивать прежнюю энергию и жизнеспособность. Произведения дзэнских поэтов этого периода, получившего в истории культуры название Хигасияма (с 1473 по 1490 г. в районе Хигасияма в Киото находилась резиденция сёгуна Ёсимаса), отличаются манерностью, вычурным эстетизмом, сочетавшимся не только с подражанием великим китайским поэтам прошлого, но прежде всего тем из своих предшественников, которые способствовали расцвету в Японии поэзии на камбуне. В большом количестве представлены стихотворения, написанные на веерах и картинах, которые по содержанию напоминают японоязычные вака. Значительно уменьшилось количество стихотворений, воспевающих вольную, отшельническую жизнь на лоне природы, что, несомненно, связано с изменением образа жизни дзэнских монахов. Вместо чисто религиозной деятельности они предпочитали заниматься литературой, наукой, политикой, дипломатией, торговлей. строительными делами, всяческими видами искусства.
В период Хигасияма литературная деятельность в монастырях годзан еще более активизировалась: было издано множество поэтических и прозаических сборников отдельных авторов и антологий. В монастыре Тофукудзи главными продолжателями традиции Мугана Соо и Гиё Хосю были Коси Эхо (ум. в 1464 г.) и Унсё Иккэй (1386—1463); традиции Гидо Сюсина в монастыре Сёкокудзи продолжали Осэн Кэйсан (ум. в 1493 г.), Гэнрю Сюко, Кэйдзё Сюрин (1440—1518) и Банри Сюку (ум. в 1586 н.). В Нандзэндзи и Кэнниндзи традицию Дзэккай Тюсина продолжали Сёдзю Рюто (ум. в 1498 г.), Тэнъин Рютаку (ум. в 1500 г.) и Гэссю Дзюккэй (ум. в 1533 г.). Однако количественный рост сопровождался снижением качества поэзии. Ни одного из поэтов позднего периода нельзя поставить в один ряд с их великими предшественниками. Особо можно отметить двух поэтов: Дзуйкэй Сюхо (1391—1473) и Кисэй Рэйгэна (1403—1488).
Дзуйкэй являлся автором "Дзасэцу" — комментариев к стихотворениям Су Ши, "Дзэнрин кокухо ки" — сборника документов, посвященных внешнеполитическим и торговым связям с Китаем, дневника "Гаун никкэн року" и "Нюто ки" — путевых записок о путешествии по району Канто. Ему же принадлежит монументальное сочинение в 200 свитках, кокутё, собрание сведений, представляющих интерес для дзэнских монахов и почерпнутых у старых китайских и японских авторов (6, с. 54—56).
Кисэй Рэйгэн избегал славы и роскоши, отказывался занимать высокие монастырские должности и все свободное время отдавал литературным занятиям. Его произведения отличаются глубоким внутренним самоанализом и оригинальностью оценок.
В эпоху Хигасияма в дзэн еще больше усились синкретические тенденции, в него начали проникать элементы народных верований и эзотерического буддизма — миккё. В дзэнских монастырях появилась и совершенно новая тенденция — практика нэмбуцу (непрестанное произнесение имени будды Амида с целью достижения спасения в Западном раю). Дзэн приобретал все более отчетливо выраженную японскую окраску. В стихах и прозе стало заметно влияние национальной литературы, некоторые монахи даже начали читать лекции по традиционной японской литературе. Например, Дзуйкэй толковал для придворных содержание "Хэйкэ моногатари" (6, с. 54—55). Большой популярностью пользовалось сочинение "сцепленных строф" (рэнку), причем часто устраивались поэтические состязания (сисэн), во время которых сочинялись многие сотни строф.
В период Хигасияма происходило несомненное истощение интеллектуального духа дзэн, которому на смену шло выпестованное монахами годзан неоконфуцианство. Поэзия годзан бунгаку стала и более вульгарной. Некоторые поэтические сборники изобиловали стихотворениями на эротические темы, чаще всего это были обращения к красивым мальчикам-послушникам. При этом используемая в них лексика была настолько зашифрованной, что непосвященные не могли усмотреть в них ничего предосудительного. Однако в целом литературный уровень продолжал снижаться.
Именно в это время дзэнская культура вышла за стены "пяти монастырей" и широко распространилась по всей стране, в той или иной степени оказав влияние почти на все сферы японской культуры и быта: на театр Но, японоязычную поэзию вака и рэнга, на каллиграфию и монохромную живопись, на архитектуру и искусство разбивки садов ("сады камней и песка"). Японский ученый Като Сюити справедливо считает, что нужно говорить не о влиянии дзэн, а скорей о его трансформации: "Монахи годзан увлекались сунской и юаньской живописью, и если достигали в этом успехов, превращались в профессиональных живописцев. Точно так же, увлекаясь классической китайской литературой, они слагали стихи и прозу, которые постепенно утрачивали дзэнский "привкус". Наряду с этим, в огромной монастырской организации, существовавшей благодаря поддержке властей, интересы монахов неизбежно все более перемещались из религиозной сферы в культурную. Таким образом, "японизация" дзэн — это не что иное, как его обмирщение, а под "обмирщением" имеется в виду и его превращение в искусство" (9, с. 125).
Поэзия годзан бунгаку во многом повлияла и на японскую буддийскую литературу в целом. Если в XIII в., в начале эпохи Камакура, буддийская литература носила отчетливо выраженный религиозный характер, то под влиянием годзан бунгаку в ней значительно ослаб элемент дидактизма, и буддийские сочинения стали по форме более литературными, отточенными и эмоционально окрашенными, их авторы все чаще прибегали к художественным приемам при изложении чисто буддийских концепций.
От первоначально незамысловатой назидательности, изложения прописных буддийских истин и неизбежной шаблонности поэзия годзан бунгаку поднялась на такой высокий эстетический уровень, что могла успешно соперничать с поэзией светской. Она обогатила японскую поэзию новыми образами и идеями, почерпнутыми у китайских поэтов, значительно расширила ее тематический диапазон. Обращение к традиционной китайской культуре и литературе привело к тому, что многие стихотворения годзан бунгаку настолько изобилуют заимствованными у китайских авторов образами и выражениями, намеками и аллюзиями на сюжеты из китайской литературы и истории, что до конца понять их можно только в широком контексте китайской культуры.
Вероятно, это и явилось одной из основных причин сознательного и длительного игнорирования этой литературы большинством историков японской литературы, как чужеродного элемента. В этом нет ничего удивительного, поскольку камнем преткновения для них оставался именно китайский язык, в то время как японские синологи обращали свое внимание прежде всего на китайскую литературу, а мир и реалии японского дзэн оставались для большинства из них tabula rasa. Характерное для большинства японских исследователей пренебрежительное отношение к годзан бунгаку как к литературе, не представляющей особой ценности, красноречиво выразил такой крупный исследователь японской культуры, как Иэнага Сабуро, хотя с его словами трудно согласиться: "В качестве образца дзэнской культуры прежде всего необходимо упомянуть литературу годзан бунгаку — пяти монастырей, но я не имею ни достаточных познаний, ни интереса говорить об искусстве, далеком от японцев. Она представляла собой не более, чем интеллектуальную игру, порожденную педантичной психологией дзэнских монахов, далекой от реальной жизни японцев. Более того, сама игра в слова и буквы означала отход от существа учения дзэн, поэтому можно сказать, что расцвет литературы пяти монастырей в конечном итоге стал одним из свидетельств превращения дзэнской культуры в культуру светскую" (1, с. 126).
Подобное отношение к годзан бунгаку было, вероятно, воспринято от японских ученых и на Западе. В частности, американский составитель и переводчик двухтомной антологии японской литературы на камбуне (40) намеренно избегал включать в нее произведения годзан бунгаку, отдав предпочтение более ранним и более поздним по времени сочинениям и объясняя это тем, что она представляется ему в целом "вызывающей разочарование, стереотипной и безличной" (40, vol. 1, p. 3).
Еще одна из причин слабой изученности годзан бунгаку заключается в том, что до недавнего времени многие из произведений ее авторов не были изданы (а некоторые не изданы и по сей день) и хранились в виде рукописей или ксилографов в монастырских библиотеках, а потому были малодоступны и неизвестны в научном мире. В начале века некоторые из них были изданы в таких многотомных собраниях, как "Дзоку гунсё руйдзю", "Дайнихон буккё дзэнсё" и "Тайсё синсю дайдзокё". Первым специальным изданием текстов этого рода было четырехтомное собрание под редакцией Уэмура Канко (22), куда вошли многие из ранее не издававшихся текстов поэтических сборников.
Уэмура был пионером в изучении годзан бунгаку: ему принадлежат два первых исследования в этой области (21; 23), где впервые была сделана попытка проследить изменение характера годзан бунгаку и дать характеристики ее основным представителям.
Самые общие соображения по поводу специфики годзан бунгаку были высказаны в работах Сэгава Танэро "Годзан бунгаку кэнкю" ("Исследование литературы пяти монастырей", 1928) и Окада Масаюки "Нихон камбунгаку си" ("История японской литературы на камбуне", 1929).
Новый этап в изучении годзан бунгаку связан с именем Тамамура Такэдзи. В его исследовании "Годзан бунгаку: тайрику бунка сёкайся тоситэ-но годзан дзэнсо-но кацудо" ("Литература пяти монастырей: деятельность монахов годзан в качестве пропагандистов континентальной культуры", 1955) впервые был дан подробный исторический анализ с выделением основных периодов годзан бунгаку, рассмотрены основные литературные формы, дана оценка творчества основных представителей этой литературы. Если раньше исследователи ограничивались приведением образцов их произведений только в оригинале (на камбуне), Тамамура впервые начал приводить после текстов, цитируемых им в оригинале, также перевод на японский язык. В другой своей работе "Годзан си-со" ("Поэты-монахи пяти монастырей", 1978) после подробного очерка истории годзан бунгаку и биографий пяти крупнейших представителей (Гидо Сюсин, Дзэккай Тюсин, Тюган Энгэцу, Кокан Сирэн и Сэссон Юбай) Тамамура приводит образцы их сочинений в вольном переложении (приближающемся к парафразу) на современный язык и сопровождает их подробными комментариями. К сожалению, подборка сделана неравномерно: львиная доля выпадает на Гидо Сюсина, а такой оригинальный поэт, как Тюган Энгэцу представлен только пятнадцатью стихотворениями. В 1978 г. Тамамура Такэдзи издал шеститомную антологию "Годзан бунгаку синсю" (Новое собрание произведений годзан бунгаку"), в которой полностью представлены многие сборники сочинений. Фактически все современные японские и западные исследователи при рассмотрении проблем, связанных с годзан бунгаку, неизбежно отталкиваются от той основы, которую заложил своими трудами Тамамура.
Удачная с литературной точки зрения подборка поэтических произведений годзан бунгаку сделана Ямагиси Токухэй в сборнике "Годзан бунгакусю, Эдо кансисю" ("Собрание литературы пяти монастырей, Собрание поэзии на камбуне периода Эдо", 1966), изданном в популярной серии "Нихон котэн бунгаку тайкэй". Каждое из стихотворений тридцати авторов сопровождается переводом на японский язык, парафразом и подробными комментариями. В настоящее время это одно из немногих изданий, по которому рядовой японский читатель может оценить литературные достоинства поэзии годзан бунгаку.
Одним из самых основательных исследований в этой области является труд Канэки Хидэо "Годзан сиси-но кэнкю" (Исследование по истории поэзии пяти монастырей, 1978), где подробно анализируется это направление поэзии на камбуне и приводятся образцы творчества пятидесяти двух поэтов.
Помимо исследований общего характера, существуют труды японских авторов, повященные жизни и творчеству отдельных представителей годзан бунгаку. Оставляя в стороне многочисленные статьи, посвященные узким проблемам, отмечу основные монографии, представляющие большое значение для изучения годзан бунгаку: Фукусима Сюнъо "Кокан" (1944), Тамамура Такэдзи "Мусо-кокуси" (1957), Тэрада Тору "Гидо Сюсин, Дзэккай Тюсин" (1977), Янагида Сэйдзан "Мусо" (1978), Ирия Ёситака "Дзякусицу" (1978), Фурута Сёкин "Бассуй" (1978), Намимото Саваити "Дзякусицу Гэнко" (1983).
В западном японоведении до недавнего времени годзан бунгаку вообще оставалось вне поля зрения исследователей. Лед тронулся после появления первой публикации: Ury, Marian. Poems of the Five Mountains (Tokyo, 1977), позволившей получить хотя бы некоторое представление о поэзии годзан бунгаку. Эта публикация представляет собой переводы отдельных стихотворений 16 поэтов, которым предпослано более чем краткое предисловие. О каждом авторе сообщаются минимальные сведения, а некоторые стихотворения снабжены комментариями.
Уже более представительной была следующая публикация: Pollack, David. Zen Poems of the Five Mountains (New York, 1985). В ней представлены образцы поэзии 26 поэтов годзан бунгаку, причем они распределены не по авторам, а по темам, наиболее типичным для этой поэзии, например: "Медитация и повседневная деятельность", "Наставления и предостережения", "Отшельническая жизнь", "Природа", "Время и история", "Слава, удача и старость", "Болезни и смерть". В конце книги имеются биографические статьи обо всех этих авторах. В другой работе Поллака две главы посвящены специально таким представителям годзан бунгаку, как Кокан Сирэн, Мусо Сосэки и Гидо Сюсин (35, с. 111—157).
Недавно появилась еще более полная антология поэзии годзан бунгаку: Colas, Alain-Louis. Poemes du Zen des Cinq-Montagnes (Paris, 1991). Она представляет собой полный перевод на французский язык всех 30 поэтов, включенных в издание Ямагиси Токухэй. Однако эта публикация не может считаться просто переводом работы Ямагиси, поскольку о каждом поэте имеется подробная статья, в которой рассказывается о его жизни и творчестве, а также дана характеристика особенностей его поэтической манеры. Особого внимания заслуживают подробнейшие комментарии, намного превосходящие те, что имелись в издании Ямагиси, а также объяснение содержания многих стихотворений через призму дзэнской традиции. К сожалению, вступительная статья предельно краткая и не позволяет составить общего представления о поэзии годзан бунгаку.
Хотя поэзия годзан бунгаку редко поднималась до вершин классической китайской поэзии и самими китайцами воспринималась как чистое подражание, значение ее для японской литературы трудно переоценить. В определенной степени литература годзан, лишившись своей элитарности, не исчезла бесследно — она "растворилась" в море японской культуры. После того, как она созрела и принесла плоды, годзан бунгаку дала толчок развитию новых, ранее не существовавших форм искусства и в определенной степени способствовала возрождению популярной в IX—X вв. в придворной среде традиции слагать стихи на камбуне, которая в эпоху Хэйан (XI—XII вв.) значительно ослабла. Уже в эпоху Токугава (1603—1867) традиция писать стихи на камбуне (канси) была заново осмыслена и успешно продолжена образованными учеными-конфуцианцами, которые в некоторой степени сами были порождением культуры "пяти монастырей".