Лекция 10

Франция эпохи Наполеона

Буржуазная реакция и переворот 18 брюмера

В эпоху Директории все сильнее развивалась реакция против революции. Вернулись многие эмигранты, подняли голову роя­листы и верные старой церкви священники. Атеизм республиканцев Конвента и равнодушие к религии заменились на обратный процесс. После революционной бури, трепета за жизнь и имуще­ство, люди искали защиту в религии. От идеала ра­венства, который так выдвигали якобинцы, общество уш­ло далеко. Создавалась явно новая аристократия богатых; капитал входил при воинственной республике в еще большую силу. Когда Конвент, нуждаясь в наличных средствах, спешно продавал национальное имущество и конфис­кованные владения эмигрантов, появлялись спекулянты, кото­рые выгадывали на дешевой покупке и перепродаже земель. Вой­на открывала новые промышленные выгоды; можно было выиг­рать на поставках в армию; добыча, контрибуции, собираемые с покоренных стран, поступали во Францию новым капиталом.

Ввиду такого настроения буржуазии понятна паника, вызванная открытием в 1796 г. так называемого заговора "сторонников равенства", во главе которого стал Гракх Бабёф, один из горячих приверженцев Робеспьера. Бабёф надеялся подготовить восста­новление якобинской конституции 1793 г., и при ее помощи обеспечить участь бедных классов. Его идеал был коммунистический: из государст­венных земель, конфискованных владений врагов и заброшен­ных полей образуется большой общенародный фонд; к великой общине может присоединиться всякий француз, отдав свое имущество; вводится всеобщая трудовая повинность; избранные народом начальники руководят производством и распределяют работы. Арестованные по доносу, Бабёф и его сторонники были приговорены к смертной казни за попытку "передела частной собственности".

Однако ошибались и те противники революции, которые рас­пространяли "манифесты Людовика XVIII" (это имя принял старший из братьев казненного Людовика XVI, считая Людови­ком XVII умершего малолетнего дофина). Против возвращения старого порядка было большинство буржуазии, боялись все те, кому равенство прав открыло службу, должности и почес­ти; почти все генералы республики при старом порядке остава­лись бы в низших чинах. В свое время многие готовы были ве­рить, что террор спасет от реакции; но потом средство стали счи­тать хуже самой опасности. Большинство соглашалось теперь примириться с такой властью, которая дала бы спокойное обла­дание новыми правами и владениями, хотя бы при этом была утрачена политическая свобода. Заметно было все более возраставшее равнодушие к политике. Франция стала респу­бликой без республиканцев.

Уже в правление Директории политической свободы во Франции не существовало. В палатах заседали по большей части люди, не из­бранные населением, а назначенные предшествующим собрани­ем. Свобода печати, объявленная конституцией, отсутствовала. Правительство вступило на путь запре­щений и полицейских мер: из 70 парижских газет 54 были запре­щены, их издатели и редакторы сосланы, вся пресса была отдана под полицейский надзор. Пала­ты одобряли такое положение вещей: чтобы держать печать в зависимости, было издано распоряжение о взимании с каждого номера газеты штемпельного сбора; на улицах полиция палками разгоняла разносчиков тех газет, направление которых не удо­влетворяло правительство. Республика держалась только содей­ствием военной силы. В 1797 г. в палатах большинство было из роялистов; на их стороне были двое директоров. Когда обнару­жилось, что роялисты готовы на реставрацию монархии, осталь­ные директора сообщили об опасности командирам победонос­ных армий. Бонапарт из Италии прислал генерала, который арестовал роялистских депутатов. Были отменены выборы в большинстве департаментов и возобновлены строгие законы против эмигрантов и священников.

Само республиканское правительство готовило передачу вла­сти в руки военного диктатора. Вопрос был только в том, кто из генералов республики скорее воспользуется положением. В 1799 г. Бонапарт, недовольный ходом восточной экспедиции, внезапно покинул Египет и вернулся во Францию. Внешнее положение республики было в этот момент очень невыгодно. В отсутствие Бонапарта составилась вторая коалиция против Франции: к Ан­глии присоединилась Россия, Австрия, германские князья и Тур­ция. Суворов в блестящей итальянской кампании 1799 г. разбил французские армии и заставил их очистить Ломбардию. В пользу переворота были настроены два директора, между ними попу­лярный среди буржуазии Сиейес. Бонапарт был наз­начен комендантом Парижа, а палаты, под предлогом избавления от якобинского заговора, переведены в городок Сен-Клу, под Па­рижем. Девятого ноября 1799 г. (18 брюмера VIII года) директора, сторонники Бонапарта, добро­вольно отказались от должностей, остальных вынудили к отстав­ке и двоих взяли под арест. На другой день Совет Пятисот среди возгласов: "долой диктатора и тирана!" объявил Бонапарта "вне закона", но генерал ввел солдат в зал заседаний Совета и изгнал народных представителей.

По плану Сиейеса, считавшегося особым мастером в состав­лении конституций, был выработан новый строй (четвертый за 10 лет со времени начала революции). Эта конституция VIII г. была полной противоположностью самоуправлению, устано­вленному конституцией 1791 г., и верховенству Конвента 1793 г. Она сохраняла имя республики и для утверждения ее был произведен плебисцит, т.е. всенародное голосование. Но это была только демократическая декорация; сущность ее следует назвать бюрократической монархией. Законодательную власть крайне ослабили. Народ не выбирал ни депутатов, ни должностных лиц. Настоя­щего парламента не было, а было несколько странно разделенных законодательных учреждений: Государственный совет то­лько предлагал проекты, первая палата (Трибунат) только обсуждала эти предложения, вторая (Законодательный корпус) только голосовала; наконец, высший орган (Сенат) утверждал или отменял закон, судя по тому, был ли он согласен с конститу­цией или нет. Отобранные правительством и разъединенные законодатели не могли иметь влияния на ход политических дел. В действитель­ности, все решалось волей главы государства, "гражданина Бона­парта", который хотя и был членом коллегии трех консу­лов, но на самом деле в качестве первого консула, избранно­го на 10 лет, состоял единственным начальником всех военных сил и всей администрации, с правом полного распоряжения в делах войны и мира; назначая министров, послов, членов Госу­дарственного совета, судей, он мог издавать указы, равные зако­нам.

Первый консул быстро восстановил внешнее могущество Франции. В это время император Павел I, недовольный союзни­ками, отозвал русские войска и отступился от коалиции; на мате­рике остался только один сильный противник в лице Австрии. Бонапарт перешел Альпы через Сен-Бернар и победой при Ма­ренго заставил австрийцев снова уйти из Ломбардии; одновре­менно Моро разбил австрийскую армию в Баварии и открыл себе путь к Вене. Австрия стала просить мира, а вскоре начались пере­говоры и с Англией. Мирные договоры 1801—1802 гг. признали за Францией все ее завоевания на материке, а также основанные ею республики; Египет отошел к Турции, Англия отдала захваченные ею французские колонии, удержав только Цейлон.

Образование империи

Счастливое окончание десятилетней упорной борьбы было встречено во всей Европе с восторгом. Этот успех укрепил поло­жение Бонапарта. В 1802 г. он добился объявления своей власти пожизненной. Еще через два года она была превращена из кон­сульской в императорскую: в качестве "императора фран­цузов" правитель назвался по личному имени Наполеоном I. Торжественная коронация произошла 2 декабря 1804 г. в Париже в присутствии римского папы Пия VII. Наполеон принял титул императора, желая продолжить традицию Священной римской империи Карла Великого. Не­которое стеснение неограниченному господству Наполеона представлял Трибунат, единственная палата, в которой возможны были речи и раздавалась иногда критика политических меро­приятий. Поэтому первая палата была закрыта вовсе. Вторая па­лата должна была по конституции сходиться ежегодно, но Наполеона это не стесняло, и она была настольно незначительна, что никто почти не замечал, если правительство не находило нужным созывать ее. Вместе с неограниченной властью ожили и многие учреждения старой монархии: в департаментах были назначены послушные префекты, преемники интендантов и конвентских комисса­ров; в каждой общине, городе и деревне правительство назначало мэра. В столице была учреждена многочисленная и очень бдитель­ная полиция. Политическое дело революции было уничтожено Наполеоном. Молодым офицером он держался демократических идей, был одно время членом Якобинского клуба; благодаря монтаньярам, он получил командование Итальянской армией, которое выдви­нуло его на первое место между генералами республики. Но со времени переворота Наполеон выражал нескрываемое презрение к "идеологам", т.е. людям республиканских и конституционных принципов.

Общественные перемены, произведенные революцией, на­против, большей частью удержались в силе. В обращении к наро­ду первый консул говорил: "Революция вернулась к исходному началу своему. Она окончилась. Я открываю широкую улицу, на которой всем будет место". Хотя многие эмигранты могли теперь вернуться, однако, национальное имущество и конфискованные владения остались в руках новых собственников. Сохранилось также проведенное в ре­формах Учредительного собрания гражданское равенство. Его положения были соединены в большой свод комиссией юристов, в работах которой принимал участие первый консул; под назва­нием Кодекса Наполеона свод вошел в силу. Кодекс отступил от решительных де­мократических реформ Конвента, который добивался уравнения прав мужчин и женщин и ограничения прав наследства, ведущих к накоплению непомерно больших имущество в руках немногих. Кодекс, напротив, утвердил старинный строй семьи с сильной отцовской властью и подчинением жены мужу; он допустил так­же свободную передачу имущества путем дарения и завещания. Эти уступки во имя прав личности и против идеи равенства, от­вечали понятиям зажиточной буржуазии.

Осталась в силе также свобода исповедания. Но в положении церкви все же произошла перемена. Государство в начале рево­люции легко отняло у церкви ее привилегии и владения; но оно само потерпело неудачу, когда стало проводить реформы в церковном устройстве и учении: оказалось очень много верующих. Когда затро­нуты были религиозные обычаи, неприсягнувшие священники вызвали сочувствие, т.к. им пришлось немало пострадать во время революции. Чтобы не враждовать с большей частью духовенства, было выгоднее за­ключить с ними соглашение. Первый консул и его советники в церковных вопросах, совершенно равнодушные к рели­гии, действовали по чисто политическим соображениям. В свою очередь папа Пий VII, с которым они имели дело, держался при­мирительного направления. Еще будучи епископом, во время завоеваний французов в Италии, он говорил в своей проповеди: "Республика, основанная на благочестии, не противоречит вере; Христос был демократическим другом народа. Будьте хорошими христианами, и вы будете хорошими демократами".

После десяти лет революции, однако, восстановление публич­ных церковных обрядов представляло нечто необычайное: пап­ского посла, приехавшего в Париж, пришлось везти в закрытой карете, чтобы избавить от возможных насмешек и бесцеремон­ного отношения толпы. По соглашению 1801 г. католицизм был признан лишь религией "большинства французских граж­дан" (но не господствующей церковью), свобода богослужения и публичных обрядов — ограничена полицейскими распоряжениями, какие найдет нужным ввести правительство. Епископы должны были получать сначала назначение от главы государства, потом уже утверждение папы; священников епископы назначают с утверждения правительства. Духовенство, лишенное самостоя­тельных доходов, было переведено на определенное жалование; оно обратилось в чиновников правительства.

Сам Наполеон и люди, окружавшие его, подчинившиеся ему прежние коллеги-генералы и гражданские чиновники, частью бывшие деятели Конвента, принадлежали к средним и низшим классам общества. Но они стремились составить новую аристокра­тию так же, как их глава не хотел оставаться правителем респу­блики, а желал войти в круг европейских государей. Наполеон завел поэтому настоящий двор с пышными приемами и праздниками, нарядил недавних демократов и якобинцев в яр­кие шитые золотом кафтаны и страусовые перья, стал раздавать титулы баронов, графов, герцогов. Вопреки отмене всех отличий, произведенной еще Учредительным собранием, он установил орден Почетного легиона. Все, что напоминало его прошлое как республиканского генерала, должно было исчезнуть: он был госу­дарь, Август, в атрибутах которого и приказывал изображать се­бя. Всюду в Европе он старался посадить своего правителя и сблизить с европейскими дворами своих родственников. Братья и сестры  Наполеона оказались на европейских престолах: Жозеф стал испанским королем, Людовик – Голландским, Жером – вестфальским, Каролина – Неаполитанской королевой, Элиза – герцогиней Тосканской.  Эта династическая политика превратила войны, начатые революцией, в чистый захват, не оправдываемый уже никакими принципами.